Грустная девочка - Страница 85

– Вот увидишь, так будет даже лучше. И потом, это все так кажется, пока ты не привыкла. Нам ведь пришлось потратить деньги на мебель и прочие вещи, которые в следующий раз искать уже не придется. Даже если переедем, то заберем все с собой. Только вот твой пропавший аппетит меня беспокоит, – говорила Мэйлин, отрываясь от шитья и переключаясь на запутанные чертежи, разбросанные по полу.

– Мне уже лучше, – лгала Эмма, глядя на застрявшую между стеклом и занавесками фигурку Софии.

Суровая и жадная зима, которая отняла у них так много, постепенно отступала, и Эмма иногда открывала окно настежь. Для этого ей пришлось вытащить и сломать гвозди, которыми была забита рама. Вечером, перед тем, как София взбиралась на подоконник, они связывали ручки створок крепкой веревкой, чтобы она не выпала из окна. Наглядевшись на улицу, София сползала с подоконника, подходила к ней, забиралась под тонкое одеяло и лежала, играясь с ее ладонями.

Идиллические сцены заканчивались с приходом Мартина. Тогда они уходили на кухню, и Эмма ставила на плиту чайник, а потом, дожидаясь, пока он закипит, слушала его рассказы и смотрела в его усталые глаза. В один из таких вечеров Мартин предпочел заговорить не о себе, и она очень удивилась, услышав прямой и достаточно резкий вопрос.

– Ты все еще ешь раз в два дня?

– Нет, каждый день.

– Если по половине порции, то это раз в два дня.

Она вздохнула и поставила перед ним сахарницу, попутно бросив взгляд на запевший чайник. Мартин продолжал:

– Посмотри на себя. Тебя почти не осталось, ты вся серая и слабая. Как ты будешь работать? Как собираешься покрывать все расходы?

– Чудно, что ты заговорил о расходах. Наверное, нужно припомнить еще и то, что визит к врачу тоже обойдется в приличные деньги.

– Зато поможет сэкономить в будущем. Да и вообще, кому будет нужна София, если ты будешь целыми днями лежать пластом?

– Я не буду лежать.

– Ну конечно, – с нехарактерной для него язвительностью, улыбнулся он. – Мне надоело смотреть на то, как ты превращаешься в гербарий. Отправляйся в клинику завтра же.

– Не хочу я идти ни в какую клинику.

– Да ты идиотка! – впервые повысив на нее голос, возмутился он. – Никогда не думал, что скажу тебе это, но ты действительно идиотка.

Эмма взяла бумажное полотенце и поднялась со стула, чтобы подойти к плите и забрать чайник.

– Спасибо, что догадался, – хмуро поблагодарила она, снабдив свои слова той же долей сарказма. – Я и так с ног сбиваюсь со всеми этими делами, мне еще и на больничные стены время тратить?

– Вот вылечишься и перестанешь уставать, – назидательно заметил он. – Не понимаю, как ты можешь не осознавать таких простых вещей. Знаю, конечно, что предлагать тебе помощь бесполезно, но все-таки скажу. Если дело в деньгах, то я дам тебе столько, сколько нужно.

Эмма вздохнула:

– Ты и так сделал больше, чем…

– Ой, ну все, – перебил ее он, снова становясь непривычно сварливым и ехидным. – Все, началась эта твоя старая песня. Ты замуж-то за меня собираешься?

– Я еще не знаю, – разозлившись окончательно, пожала плечами она.

Конечно, она знала, что если Мартин не пожелает отказаться от нее или не найдет себе кого-то менее проблемного и более уравновешенного, она непременно попробует стать его женой.

– Значит, пора бы это уже выяснить и научиться принимать мою помощь. И перестань уже оскорблять меня своей тупой гордостью.

– Слова «тупая» и «идиотка» в данный момент говоришь только ты.

– Слово «тупая» относилось к твоей гордости, а не к тебе.

– А моя гордость – часть меня, причем не маленькая.

– Хватит, – положив руку на стол, попросил он. – Все, хватит спорить и цепляться к словам. Ты хотя бы говорила о своем состоянии с кем-нибудь? Со своей мамой, в конце концов?

«Если ты думаешь, что ей есть до этого дело, то ты заблуждаешься». Ей хотелось сказать ему это, но она не могла так поступить.

Между тем, Мартин все не отступался:

– Неужели ты даже с соседями не поделилась? Вокруг живет столько взрослых женщин, наверняка хоть кто-нибудь мог бы тебе посоветовать что-нибудь из этих травяных или каких там еще лекарств.

– Если я кому-нибудь скажу, то они немедленно начнут вспоминать, что в свое время им бывало даже хуже, и они мужественно преодолевали любую боль, потому что во времена их юности мир был намного более суровым, не было лекарств, хороших аптек и врачей, а были одни сплошные заводы, где они работали сутками напролет. Я начну чувствовать себя настоящей дрянью, которая скулит и жалуется на всякую чепуху, и к тошноте физической добавится еще и эмоциональная. Нет, спасибо, я как-то сама обойдусь.

– И долго ты собираешься обходиться? Нет, мне просто интересно узнать, сколько продлится твое самоедство?

– Сколько придется, – туманно ответила она. – Сколько получится.

С тех пор Мартин начал говорить с ней об этом каждый день, и такие беседы стали пугать Софию. Дошло до того, что однажды перед сном она со слезами спросила Эмму, не собирается ли та умирать и все ли в порядке у нее с животиком. Это стало последним и самым весомым аргументом. Набравшись смелости и проглотив отвращение, поднимавшееся от мысли о больничных коридорах, Эмма отвела Софию к соседке в один из своих выходных, а сама отправилась на прием к врачу.

Началось все с терапевта. Поверхностный осмотр ничего не показал, и ее отправили сдавать анализы. Впрочем, это случилось бы в любом случае – при таких серьезных проблемах с желудочно-кишечным трактом без тщательного обследования обойтись было нельзя.