– Она смеялась над моими рисунками. Даже помяла один. Специально помяла.
– Это еще хуже, чем смеяться, – продолжил он.
– И я ударила ее. А она ударила меня. А потом все само получилось.
Машинка продолжала размеренно и громко стучать иглой, но Эмма уже полностью отстранилась от работы – она подняла голову и быстро двигала ногой, качая педаль и пытаясь закончить строчку как можно скорее.
– Я сломала ее куклу, – отрывистая исповедь продолжалась, и Мартин вслушивался в каждое слово. – И она стала плакать. Она как тетя – постоянно плачет из-за всяких пустяков, и все ее жалеют. И я опять виноватая. Я к ней больше не пойду.
Разумеется, не пойдет – вряд ли после такого ее вообще пригласят.
Зато теперь картина стала понятной и вполне себе разборчивой.
– А что тебе сказала Эмма перед тем, как наказать? – спросил он, зная точно, что Эмма не могла просто оставить Софию один на один с этой виной.
– Сказала, что лучше бы я ушла оттуда сразу, как только она начала смеяться. Что драться так часто нельзя. И что если смеются, то лучше вообще с ними не дружить.
– Она смеялась над тобой и до этого?
– Да.
– Тогда ты действительно не должна была ходить к ней в гости.
– Я хотела дружить.
– У тебя будут другие подруги, – пообещал ей он, хотя и сам не был уверен в том, что говорит правду.
София кивнула и погрузилась в молчание. Эмма тоже не говорила ни слова, и Мартин почувствовал себя так, словно вошел в давно заброшенный семейный склеп. Поэтому, когда в квартиру ворвалась Мэйлин, пестрящая новыми тканями и идеями, он даже обрадовался.
Она ввалилась в комнату, рассыпав по дороге пуговицы и булавки.
– София, тебе придется полчаса посидеть на стуле и не двигаться. Надеюсь, ты не хочешь писать? – застыв над рассеянными по паркету блестящими английскими булавками, затараторила она. – Я сейчас все сама соберу. Привет, Мартин. Ты тоже лучше не двигайся. Эмма, ты скоро закончишь? Я принесла формулу для прекрасного платья.
– Тебе еще кроить и вырезать, так что я успею, – отозвалась Эмма.
– Ну, это до завтра, – согласилась Мэйлин. – Я еще боюсь сразу же резать по живому. Надо все несколько раз перепроверить, и только потом раскладывать. И вообще, зря я, конечно, тебя тороплю. Мартин, ты давно пришел?
– Нет не очень, и уйду еще не скоро, – сразу же отвечая на все вопросы, сказал он.
Эмма подняла голову и потерла ладонью затекшую шею.
– Пожалуй, я пойду на кухню и выпью чаю, – сказала она, явно приглашая его с собой.
Правильное решение – лучше ему не находиться с Мэйлин в одной комнате слишком долго. Он послушно встал и вышел следом за ней, оставив Софию с ее стулом наказаний и суетливой Мэй.
За кухонным столом Эмма как-то сразу изменилась – плечи поникли, а взгляд из просто усталого превратился в полностью потухший. Мартин знал, что с одной стороны это можно считать хорошим признаком – она стала открывать при нем свои уязвимые стороны. В прежние времена они не доходили до столь доверительных отношений.
– Тебе есть, что еще сказать? – спросил он, наблюдая за тем, как она заваривает чай и хмурится своим мыслям.
– Да, – со вздохом согласилась она.
– Я тебя слушаю.
Она оставила в покое чайник и подняла взгляд.
– В прошлый раз, когда я проходила обследование, мне приходилось говорить, что я замужем. В большинстве случаев такой вопрос вообще не поднимался, поскольку женщина с подозрением на беременность считается замужней без разговоров. Однако сейчас все немного сложнее. Мы ведь с тобой не так близки, как тогда. Я не знаю, могу ли солгать, назвав тебя своим мужем. Если я этого не сделаю, то ко мне станут относиться как…
Она выдержала паузу, позволив ему домыслить фразу самостоятельно. Большого труда для этого не потребовалось.
– А незамужних что – не осматривают? – удивился он.
Эмма сжала губы в прямую линию и потрясла головой.
– По понятным причинам к ним вообще не прикасаются. Боятся товар попортить перед замужеством.
– Ну, это… я даже не знаю, как сказать… А без гинекологов никак?
– Если бы можно было обойтись без них, то я бы так и поступила, потому что мне тоже не хочется туда возвращаться. Но меня проверили почти полностью, и нигде не нашли отклонений.
Мартин кивнул. Нужно было и самому догадаться, но за сегодняшний вечер он уже получил приличную долю информации, и теперь не мог так быстро на все реагировать.
– Послушай, что я тебе скажу, – начал он через некоторое время. – Мне кажется, что сейчас мы с тобой близки даже больше, чем тогда, когда ты обследовалась в первый раз. Если им нужны бумажки, то они будут – мы можем пожениться хоть завтра, и ты знаешь это.
Ее полный благодарности и облегчения взгляд был самым ярким ответом, и Эмма благоразумно не стала ничего к нему прибавлять. Некоторое время они просто молча пили чай, и Мартин думал о том, что с тех пор, как они вместе мыли посуду, совместное молчание стало таким же приятным, как и разговоры. Однако через некоторое время он все же заговорил, поскольку его одолевало любопытство, и дело относилось к Софии.
– Давно она стала драться? – зная, что она поймет его без лишних уточнений, спросил он.
– Почти сразу же, как я стала оставлять ее на время работы. Там кроме нее еще несколько других детей, и она почти ни с кем из них не дружит. Я думаю, это от того, что она редко общалась с другими детьми своего возраста. Поначалу она бежит к ним со всей душой, а потом, понимая, что они смеются над ее наивностью или просто пользуются ее добротой, начинает обижаться и дает волю кулакам. Не знаю, как научить ее быть хоть сколько-нибудь уравновешенной.