Грустная девочка - Страница 21

Правдивые слова оказались холодными и неприятными – впрочем, как того и следовало ожидать. Если кто-то и мог облить Эмму ледяной водой, вернув трезвый взгляд на вещи, то этим человеком была именно Мэй.

– Кабы все дело только в работе. Думаешь, мне так нравится мыть у нее посуду?

– Ну, тебе же нравится мыть посуду здесь, – резонно заметила Мэйлин.

– Нет, здесь это совсем другое. Способ отгородиться от мира.

– Там это тоже способ отгородиться от настоящей жизни. Здесь ты моешь посуду, чтобы не думать о плохом и не тосковать, лежа в кровати, а там ты нанимаешься горничной ради игры в мамочку с несчастными детьми. Тоже иллюзия, которую ты оплачиваешь своим трудом. Я говорю как последняя стерва, но на самом деле я не знаю тех детей и мне по большому счету безразлично, что у них за жизнь. Я знаю тебя и я люблю тебя, а потому не хочу, чтобы тебе стало еще больнее.

– Так давай я тебя с ними познакомлю, – поднимая глаза, с надеждой предложила Эмма.

– Познакомишь?

– Да.

– И как же?

– Если ты поедешь со мной, я смогу показать тебе хотя бы Софию. Иногда мне удается привести ее к себе домой на часок или даже на два – так проще говорить и играть. У них в доме нельзя даже топать слишком громко, ибо просыпается эта очень чутко спящая Диана, потом она начинает плакать, а потом Ирена начинает нервничать и тоже плакать, а потом она орет на Софию и плачет уже она.

– Дурдом, – подвела разумный итог Мэйлин, отпивая чай из большой керамической кружки.

– Вот именно, других слов просто не существует. Поэтому я привожу ее к себе. Филиппа я тоже приглашаю, но он, правда, отказывается. Впрочем, это не страшно. Он теперь в таком возрасте, когда хочется доказать свою самостоятельность.

– Ну, вот поеду я к тебе в город в субботу утром. Дальше что?

– Придем домой. Мама угостит нас завтраком. Потом я пойду к ним.

– А я останусь с твоей мамой?

– Нет, – Эмма грустно покачала головой. – Мама не сидит дома – она уходит к Инесс, помогать ей по хозяйству.

Слова отозвались тупой ноющей болью. Смириться со своей ущербностью у нее не получалось, и всякий раз, упоминая о чьих-то детях, пусть даже и будущих, она надевала искусственную улыбку, скрывая кровоточащие раны даже от себя самой.

– И она разрешит мне остаться в вашем доме в полном одиночестве? А если что-то пропадет?

– Господи, Мэй, откуда такие мысли? Ничего же не пропадало все эти дни, когда дом пустовал!

– Ну и что? А вот я приеду, и какая-нибудь серебряная ложка возьмет и исчезнет из набора. Твоя мама не будет подозревать меня?

– Нет, не будет. Хотя, если ты не веришь, а я сейчас вижу, что мне тебя не убедить, то ты не обязана рисковать.

Мэйлин пересела на кровать, опустившись напротив Эммы.

– Ты действительно хочешь просто познакомить меня с Софией?

– Нет, просто… просто я привязалась к ней всей душой, но никто этого не понимает. Маме откровенно наплевать, а с Мартином я об этом не разговариваю. Глупо, но мне так хочется, чтобы хоть кто-то понял меня.

– Тогда я поеду вместе с тобой, и когда твоя мама уйдет, я выйду из дома вместе с ней. Пару часов погуляю по городу, а потом вернусь. Успеешь за пару часов?

Эмма порывисто обняла подругу, прижав ее к себе и сжимая зубы, чтобы не разрыдаться. С ней почти не случалось ничего подобного, и она не знала, как выразить эту всеобъемлющую благодарность.

Эмили почти никак не отреагировала на появление Мэйлин, и это уже само по себе было хорошим знаком – обычно, если кто-то ей не нравился, она сразу же недовольно хмурилась, при этом искренне полагая, что со стороны выглядит доброжелательной и гостеприимной. Стоило отдать должное и самой Мэй – она держалась тихо, скромно и незаметно. За завтраком она почти ничего не говорила, а Эмили не задавала вопросов. Понимая, что ее мысли совершенно детские и неуместные, Эмма все равно чувствовала некоторую обиду – ее матери не были интересны ее друзья, в то время как дочь подруги казалась ей важной и незаменимой. Со стороны казалось, что Эмили тревожится о благополучии Инесс так, как почти никогда не беспокоилась о самой Эмме.

Ну и пусть. К черту все, какая разница, кого она считает своей настоящей дочерью? Главное работать, приносить деньги, продукты и платить за дом. Остальное пусть остается как есть, тем более, сейчас у нее достаточно других забот. Неловкий завтрак закончился почти так же тихо, как и начался, и Эмили засобиралась уходить. В будние дни она не могла помогать Инесс, потому что та работала и возвращалась в свой дом только поздно вечером. По словам Эмили, у бедной девочки скапливалось немало стирки и прочей работы, так что все выходные проходили в трудах праведных, в то время как ей уже нельзя было брать на себя такую тяжелую работу. Эмма старалась все понимать и не возражать, старательно глотая возмущение и обиду. Плевать, зато Мэйлин приехала чтобы познакомиться с Софией.

Как все-таки глупо получается! Она собиралась познакомить лучшую подругу с маленькой девочкой, словно она хотела удочерить Софию, что, конечно же, было невозможно.

Не слишком умный поступок, но Эмма не могла остановить себя. Подозрительность Мэйлин, ее предостережения и беспокойства – все это должно было испариться, едва она увидела бы этого чудесного ребенка. Эмма хотела, чтобы подруга поняла, почему она так привязалась к малышке, почему она говорит о ней без умолку и постоянно думает о грядущих выходных. Впрочем, от ее желания здесь зависело слишком мало, но попытаться все же стоило.

Из дома они вышли втроем, и Мэйлин сразу же предупредила, что непременно разузнает расписание местного кинотеатра, пройдется по всем магазинам и покатается на автобусе. Отпустив мать и свою гостью, сама Эмма направилась к соседнему дому, уже предвкушая встречу со своим маленьким лучиком.